В монастыре только что закончилась трапеза. На кухне было светло и уютно, горела лампадка перед иконами, солнечный луч играл на свежевымытой посуде. Вкусно пахло: на плите стояли накрытые полотенцем пироги с капустой и в большой желтой кастрюле наваристой грибной суп для иноков, которые еще не вернулись с полевых работ. Послушник Дионисий сноровисто протирал насухо чашки, а келарь отец Валериан проверял припасы, готовил продукты дежурным трапезникам на следующий день.
В пустой трапезной за длинным столом сидел Виталька, слушал валаамские песнопения. Отец Валериан заглянул в трапезную: не закончились ли салфетки на столах? Спросил у Витальки:
– Наелся, брат Виталий?
Виталька что-то буркнул сердито себе под нос.
– Чего бормочешь-то? Не наелся, что ли? Уж не пельменей ли тебе опять захотелось? – встревожился отец Валериан.
Подошел поближе: Виталька сосредоточенно рисовал. Карандаш он держал криво, по бумаге водил им со скрипом, однако рисунки получались вполне понятные.
Когда-то глухонемого Витальку, малыша лет пяти, подкинули в храм. Настоятель, отец Николай, приютил ребенка, воспитал как сына. Выяснил, что ребенок совсем и не глухонемой, а просто почти глухой. Трудно научиться говорить, когда ничего не слышишь. Отец Николай приобрел Витальке слуховой аппарат, учил говорить. После смерти старого священника подросток жил при храме, но новым настоятелям стал обузой, и Витальку подобрал и привез в монастырь игумен Савватий.
При монастыре паренек вырос, стал взрослым, но говорил по-прежнему совсем плохо, вел себя простовато. Однако братия прислушивались к его смешному бормотанию, потому как опытным путем удостоверились: Виталька просто так ничего не говорит.
Одно время Виталька начал рисовать автобусы. Вот рисует сплошные автобусы – и всё тут… А нужно сказать, что монастырь находился в глуши, был бедным, и паломники сюда приезжали редко. Автобусы тоже были редкостью, и братия недоумевали: отчего так старательно вырисовывает Виталька эти огромные машины?
Прошло совсем немного времени – и кому-то из паломников так понравилось в монастыре, что рассказал он друзьям, те – своим друзьям. А, может быть, просто время пришло, и созрели братия, могли помощь духовную оказать паломникам. Может, Пресвятая Богородица так распорядилась – в Ее честь обитель освящена. В общем, отчего – неведомо, но в монастырь потянулись бесчисленные автобусы с паломниками.
А потом Виталька ни с того ни с сего жениться захотел:
– Хочу я жениться! Так жениться хочу! Вот бы жену мне найти!
– Какую такую жену, брат Виталий? Ты ведь хоть и не в постриге, а живешь-то – в монастыре! Зачем тебе жена?!
Посмеивались братия над смешным Виталькой, посмеивались – а потом: глядь – два инока в мир ушли и женились.
Вот по этим всем причинам и смотрел отец Валериан с тревогой на рисунок Витальки. А на рисунке – туча грозовая, молния стрелами на весь лист раскатывается. Задумался отец келарь: братия в поле, не гроза ли надвигается?
– Виталь, как думаешь, погода ясная долго простоит?
Из раздраженного бормотания в ответ понять можно было только одно: Виталька сердится, и к нему лучше не приставать.
– Какой ты раздражительный стал, брат Виталий… И ответить толком не можешь…
Настроение у инока понизилось. А тут с кухни – звон разбитой посуды. Заходит: Дионисий опять чашку разбил. Отец келарь вспылил:
– Брат Дионисий, на тебя чашек не напасешься!
– Простите, отец Валериан!
– Что простите?! Ты с посудой-то поаккуратней! Тут тебе фабрика посудная, что ли?!
Отец Валериан, еще не остыв, вышел из трапезной. Прямо у двери стоял высокий хмурый мужчина и строго смотрел на выходившего:
– Дайте, пожалуйста, веник!
– Какой веник, зачем, простите? – растерялся отец Валериан.
– Ну вот же на двери – объявление: «При входе обметайте ноги веником». Где веник-то у вас?!
– Для зимы это объявление, для зимы! Для снежной зимы! – рассердился инок.
– Так зимой и вешайте!
– Зимой и повесил! – отец Валериан стал срывать свое же объявление, но листок не поддавался. Пришлось срывать по частям, ловить разлетевшиеся от ветра клочки… До чего народ непонятливый пошел! Просто занудный какой-то народ!
Паломник засмущался своей ошибке, тихонько в дверь проскользнул.
Только инок направился в келью, чтобы передохнуть минутку перед тем, как в храм идти: в очередь Псалтирь читать, – навстречу послушник Тимофей:
– Отец Валериан, коровы опять убежали! Помогите, а то отец благочинный… Ну, вы же знаете…
Нужно вам сказать, что коровы в монастыре были непростые, с характером. Старенький схимонах, отец Феодор, называл их нравными. А иногда ворчал:
– Я в детстве коров пас, но таких коров, как у нас в монастыре, никогда не видел. Все коровы как коровы, а у нас они какие-то спортивные… Всё бы им убежать куда-то от пастухов. Только отвернешься, а они – уже побежали… Так и бегают, так и бегают… Спортсменки какие-то, а не коровы!
Тимофей улыбался в ответ и отвечал отцу Феодору:
– Зато они очень вкусное молоко дают! И творог со сметаной у нас отменные! Отец Валериан вон сырники готовил, так гости говорили, что нигде такой вкуснятины не пробовали! Просто у нас коровы – веселые!
И отец Феодор успокаивался и только головой качал в ответ:
– Придумает же: веселые коровы…
И вот эти веселые коровы второй день подряд убегали. Мучительницы какие-то, а не коровы! И сам Тимофей – засоня! Ходит и вечно носом клюет! У такого и черепахи бы убежали! Отец Валериан здорово рассердился. Начал выговаривать с раздражением:
– Опять убежали?! Они же у тебя и вчера убегали! Ты чего в поле делаешь?! Спишь, что ли?! Или землянику трескаешь с утра до вечера?!
– Отец Валериан…
– Что: отец Валериан, отец Валериан?! Я что, сам не знаю, как меня зовут?! Тебе послушание дали – а ты ходишь как муха сонная! Бери мальчишек, Саньку с Ромой, ищите! Я что ли искать пойду?! Отец Валериан – туда, отец Валериан – сюда! Кошмар!
Тимофей заспешил в келью, где жили мальчишки, проводившие в монастыре каникулы. А отец Валериан зашел к себе, брякнул дверью, присел на табурет у стола. В келье горела лампадка, в углу – любимые иконы. Вот это денек! Словно сговорились… А началось всё с Витальки!
Инок задумался.
Вспомнил, как учил старец, отец Захария, видеть свои собственные грехи. Как? А просто очень: видишь брата, который гневается, – покайся: Господи, это ведь я такой гневливый! Видишь эгоистичного – Господи, это ведь я такой эгоист! Видишь жадного – Господи, помилуй, это я сам – такой жадный!
Старец учил самоукорению, и такие его простые слова глубоко западали в душу, потому что шли они не от ума, а от личного опыта. Приправленные солью благодати, слова схиархимандрита Захарии были как слова власть имеющего. Пользу можно и от блаженного получить, и от любого человека, если жить внимательно, если вести жизнь духовную.
Да… В теории-то всё знаешь, а вот как до практики дело дойдет… Правильно говаривал преподобный Амвросий Оптинский: «Теория – придворная дама, а практика – медведь в лесу»…
Отец Валериан посидел молча перед иконами, потом быстро встал и вышел из кельи. Направился первым делом в трапезную. Дионисий всё еще был там, чистил картошку.
– Брат Дионисий, прости меня! Ничего страшного, привезу я еще в монастырь чашек! Куплю других – небьющихся, таких, что уронишь – а она и не разобьется!
Дионисий заулыбался, приободрился.
Отец Валериан улыбнулся послушнику:
– Тут паломник приходил…
– Я ему супа налил. А пирога нет больше, доели.
Отец Валериан достал из холодильника банку огурцов с помидорами – вкусная засолка, сам солил; открыл банку грибов: опята – один к одному:
– Положи брату: пусть утешается.
Вышел из трапезной – навстречу послушник Тимофей с мальчишками: голову в плечи втягивает, жмурится – стыдно ему. Отец Валериан сказал примирительно:
– Ладно уж, пойдем все вместе искать.
А за стенами монастыря предложил:
– Давайте помолимся. Споем тропарь и величание святителю Николаю Чудотворцу. Брат Тимофей, запевай!
И Тимофей своим густым басом, совсем неожиданным для его юного возраста, начал молитву. Санька с Ромой подхватили тоненько. Присоединился и сам отец Валериан. Молитва понеслась над лесами и полями. Закончили, постояли немного. Подождали. Коров нигде не было.
– Да, братия… Вот если бы отец Савватий помолился… Или отец Захария… А мы – что ж… Видно, это дело надолго затянется… Пошли, дам бутербродов с собой, и отправитесь… Я вас только провожу – мне на послушание.
Повернули к монастырским воротам, не успели и войти, как за спиной раздалось протяжное мычание: все пять монастырских спортивных коров догоняли своих пастухов.
Отец Валериан зашел в трапезную, подошел к Витальке, заглянул через плечо: на рисунке блаженного тянулись во все стороны листа солнечные лучи, освещали поле, лес, церковь на горе. Отец Валериан вздохнул с облегчением и направился в храм: пора было читать Псалтирь.
pravoslavie.ru
