Одна, которая постарше, достает из сумки мелко исписанный лист бумаги, надевает очки и, обращаясь к образу Блаженной, читает ей с листа, иногда останавливается, опускает руку с бумагой, что-то добавляет от себя, как бы растолковывая прочитанное, чтобы святая блаженная Ксения правильно уяснила суть того, что от нее требуется.

Потом вступает в недолгую перебранку с подругой, раздраженно машет на нее рукой, давая понять, что подруга неправа и советами своими очень ей мешает. Снова обращается к первоисточнику, отстраняет листок от себя, водит по нему пальцем, отыскивая и вспоминая строчку, на которой остановилась. Обнаружив искомый абзац, быстро входит в одухотворенный образ и продолжает читать. Обиженная подруга, поджав губы, молча стоит рядом.

Батюшка заинтересовался этим действом, терпеливо дождался окончания и подошел к странной парочке с желанием узнать, что все сие означает.

Подруги немножко стушевались, но быстро успокоились и даже обрадовались возможности поговорить со священником.

Старшая была одета в добротную норковую шубу и в такую же норковую шапку в цвет шубы. Представилась Жанной Никитичной. Оглядела батюшку с головы до ног острым оценивающим взглядом и удовлетворенно выдала:

– А вы, батюшка, еще ничего! Крепенький! Сколько же вам лет?

Лет батюшке было шестьдесят девять, в чем он чистосердечно и признался. Ответом Жанна Никитична осталась довольна, но на всякий случай с надеждой в голосе и на лице уточнила:

– И семья у вас, наверное, имеется?

– Имеется, уважаемая Жанна Никитична. Матушке шестьдесят шесть лет. Сыну старшему сорок два года, дочке – тридцать восемь, младшим сыновьям-близнецам по тридцать пять, – на всякий случай сообщил батюшка. Уловив, как взбодрилась уважаемая, когда услышала про возраст близнецов, не давая ей раскрыть рта, скороговоркой прибавил:

– Все женаты, все замужем. На всех четверых тринадцать детей, а нам с матушкой тринадцать внуков. Батюшка сделал паузу:

– Теперь уж и вы, уважаемая Жанна Никитична, удовлетворите мое любопытство.

Он добрым взглядом посмотрел на подруг и спросил:

– На бумаге молитва записана? Что-то, видимо, непонятно в ней, раз вы все время между собой советуетесь. Доставайте вашу шпаргалку, да спрашивайте, я поясню.

– Не молитва это, а портрет, – Жанна Никитична заговорщицки подмигнула батюшке. – Не рисованный только, а словесный. Описание того, что нам нужно.

Батюшка за долгие годы служения в храме много чего повидал и выслушал. Поэтому особо не удивился. Люди разные бывают. Многие на бумаге записывают, а потом с этими записками к образам подходят, чтобы не упустить что-то важное. Помолятся и почитают.

Удивила лишь величина списка Жанны Никитичны – мелко и на двух страницах, но с чувством юмора у батюшки был полный порядок и он, напустив на себя серьезный вид, спросил:

– А почему со списком таким длинным к святой блаженной Ксении, а не к другим святым? Может, лучше было бы прямо к самому Господу Богу?

– Батюшка, ну и шутник же вы, – игриво заметила Жанна Никитична. – Ведь знаете, что другие святые в других делах помогают, а по моему вопросу Ксения Петербургская, да Матрона Московская помощь подают. К Матронушке-то у меня больше доверия. Все-таки своя, московская. Да Наташка говорит, – и она кивнула на молчавшую подругу, – что очень много к ней просьб идет. Вдруг да не запомнит мою или напутает чего. Вот и посоветовала мне Ксению просить.

Ошарашенный познаниями Жанны Никитичны о святом мире, батюшка с нескрываемой иронией попросил:

– А не могли ли вы, дорогая Жанна Никитична, поведать и растолковать мне к кому и по каким вопросам можно обращаться?

Он обвел взглядом внутреннее убранство храма и показал рукой на святые образа.

– Опять шутите, батюшка, – Жанна Никитична не уловила иронии. – Можно подумать, не знаете, что Николай чудотворец моряков спасает, да деньгами помогает. Деньги, они всегда не помешают, но сейчас мне дочка с внучкой дают. Спиридон Тримифунтский мертвых воскрешает. Тьфу-тьфу-тьфу! Мне это пока не нужно. Ну, целитель Пантелеимон, всем понятно, лечит. Я тоже его иногда прошу помочь. Правда, не всегда откликается. С рынка недавно пришла, давление поднялось. Пока в холодильник все убирала, просила Пантелеимона. Не помог. Внучке позвонила. Она врача платного вызвала. Пока приехал, мне лучше уже стало. За вызов все равно пять тысяч взял. Дорого берут. Хорошо не сама плачу, а внучка. Она все время работает. Даже ребенка из школы забрать некому. Няньку держим. Тоже внучка платит. Трудно ей, некогда свою жизнь устроить. Хорошо, хоть я помогаю.

– И чем же вы помогаете? – батюшка и про вопрос свой забыл, начал сердиться. – Ребенка из школы нянька забирает, уроки с ним нянька делает, кормит нянька, на прогулку водит нянька. А ваша помощь в чем заключается?

– Вы, батюшка, какой-то непонятливый. Я вот третий день с портретом этим словесным что здесь делаю? За внучку молюсь! Прошу Ксению Петербургскую, чтобы походатайствовала она там, наверху, чтобы мужа внучке послали, да не абы какого, а такого, какой нам нужен. Заслужила она мужа хорошего. Трудом своим заслужила. Вон какой воз тащит.

Жанна Никитична недобро посмотрела на батюшку, кивнула в сторону подруги и продолжила:

– Наташка, дай ей Боженька здоровья, все мне разъяснила, да рассказала, как просить надо. Она в Интернете про все находит и мне потом по полочкам раскладывает. Пять дней читать надо написанное, да молиться. Вот я портрет словесный и втолковываю святой Ксении, чтобы нам избежать прошлых ошибок.

Батюшка уже осознал неправильность своего тона и мягким голосом спросил про ошибки. Жанна Никитична от доброго батюшкиного вопроса снова вдохновилась и беседа продолжилась.

– Раньше я и не думала, что по молитве все подают. Теперь знаю. За первого мужа внучка без молитвы выходила. Вот и разошлись быстро. Загулял подлец.

Тут Жанна Никитична долго рассказывала про первого внучкиного мужа, перечисляла все его грехи и недостатки, а закончила тем, что парень он неплохой и отец Владику хороший, на выходные его берет, а от этого и ей самой польза – не надо с мальчишкой заниматься, а то, не ровен час, ее задействуют. Нянька в выходные не работает.

Она еще недолго посклоняла няньку за то, что та денежки любит, а платят ей хорошо, и она могла бы по субботам с мальчиком посидеть.

Батюшка не перебивал. Ему было интересно узнать, что будет дальше и чем все завершится. Да и о внучке он уже мысленно сокрушался и печалился.

Жанна Никитична наконец вернулась к теме:

– Ну, так вот. За второго уже я просила самого Господа Бога. Объясняла, как тяжело без мужика в доме. Жалко, не знала я, что уточнять каждую деталь нужно. Выпросила. Свадьбу сыграли шикарную. Денег внучка потратила немерено. Машину ему купила, одела, обула. Прямо царь!

Она у нас девушка красивая, видная. Я тоже в молодости красавицей была. И она такая. А он рядом с ней как инопланетянин. Рожа мерзкая, рот откроет – лучше бы не открывал. Один мат оттуда сыплется. Всех вокруг ненавидел. Два года жил, сладко ел, мягко спал. Нигде не работал. Таким гадом оказался, каких я за свои семьдесят лет и не видала. Сама-то я грешна, батюшка. Мужиков любила. Да и сейчас бы встретился такой крепенький, как вы, приняла бы к себе. Квартира у меня хорошая. От второго мужа досталась. Живу одна. Скучно бывает.

Она опять игриво подмигнула батюшке. Увидев, что он не оценил ее веселого настроения, продолжила уже со скорбным видом:

– Дочка с внучкой в своих квартирах живут, рядом со мной, в соседних домах. Видимся не каждый день. Заняты они всегда. Внимания мне мало уделяют, а мне скучно.

Батюшка опять чуть не рассердился, глядя на здоровую, скучающую от безделья тетку, не желавшую взять на себя хотя бы малую толику забот о правнуке, а значит и о внучке, но сдержал себя и, ухватившись за фразу про каждую деталь, попытался вернуть собеседницу в русло разговора:

– Так если я правильно понял, на бумаге у вас детальное описание мужчины, которое составила ваша внучка?

– Ох, и хитрый же вы, батюшка! Все из меня выведали! Да я же сразу вам сказала, что там словесный портрет. И составила его я, а не внучка. У нее нет опыта, батюшка, а я в мужиках разбираюсь, толк в них знаю. Я по ним, можно сказать, профессор. Эх, сколько же их в меня влюблялось!

Жанна Никитична закатила глазки и немножко прослезилась. Видно, воспоминания о влюбленных в нее когда-то мужчинах были приятны, вызывали в душе ее легкую грусть и умиление:

– Замуж-то я совсем молодая выскочила. За военного. Любви не было никакой. Из городка захолустного уехать хотелось. В большой город тянуло. Да прежде чем в большой попасть, двадцать лет пришлось по стране помотаться. И в тайге жили, и в пустыне, и в горах. Последний гарнизон на Камчатке был. Ко мне везде хорошо относились. За доброту мою.

Жанна Никитична снова отошла от темы, и теперь уже долго и с упоением рассказывала о том какая она добрая, сколько добра сделала людям и какие эти люди все неблагодарные, успокаивала себя, уверяя, что Боженька их всех накажет. Постепенно она перешла от жизни прошлой к жизни сегодняшней, продолжая начатый монолог:

– Я и сейчас обо всех забочусь, всем помогаю. Сестра из Пензы позвонила, попросила десять тысяч в долг. Газ проводят, а денег на полную оплату не хватает. С сыном-пьяницей живет. Как не пожалеть! Пожалела, перевод отправила. Теперь переживаю, когда отдаст. Ведь у меня денежки тоже не лишние. На счете бы лежали, проценты бы прибавлялись. А как сестре не помочь? Себе в ущерб, а помогаю, хоть она обо мне особо и не думает. Зову, чтобы приехала, за мной поухаживала, по дому мне помогла. Так нет, ей сын-пьяница и хозяйство свое деревенское дороже сестры родной.

Она на секунду замолчала, а батюшка секундным этим молчанием сумел воспользоваться:

– Может продолжите про мужа, дорогая Жанна Никитична?

– Про которого, батюшка? У меня их три было. Давайте про всех расскажу.

– Да не о ваших мужьях, а о том, которого для внучки хотите.

Жанна Никитична никак не отреагировала на призыв батюшки и с упоением продолжала:

– На первого двадцать лет выбросила. Считай, всю молодость отдала, но часа своего дождалась. В Москву перевели. Это сейчас в Москву попасть просто, все, кому не лень, жить сюда приехали. А в то время только по особому случаю. У нас случай такой и случился. Квартиру на окраине дали. По тем временам, шикарную. В меня как раз капитан милиции влюбился. Муж узнал, на развод подал. Я не переживала. Знала, что он порядочный и квартиру мне с дочкой оставит. Так и вышло. Капитан, правда, замуж не позвал, семья у него оказалась. Но я по нему и не убивалась. Сразу же режиссер из театра одного ухаживать за мной начал.

Щеки Жанны Никитичны порозовели. И эти воспоминания ей были тоже приятны.

Батюшке ничего не оставалось, как дождаться, когда преставится третий муж и Жанна Никитична останется одна, чтобы приняться за устройство личной жизни любимой внучки.

Момент тот настал. Рассказчица скорбно поджала губы, вспоминая, как много она положила сил и здоровья, ухаживая за больными мужьями, и ждала одобрения от батюшки за свой непосильный подвиг.

Батюшка же трудам непосильным одобрения не высказал, а спросил:

– А не разрешите ли вы мне, уважаемая Жанна Никитична, хотя бы бегло взглянуть на ваше творение? Откровенно признаюсь, в моем служении случая такого никогда не было.

– Да не переживайте вы, батюшка. Много чего в первый раз случается. Берите и читайте на здоровье.

Тут в голове у Жанны Никитичны сработала какая-то только ей ведомая штука, и она, прежде чем передать листок священнику, обратилась к нему с предложением:

– В подсобочке у вас при входе я ксерокс видела. Так вы, батюшка, сделайте на нем копию портрета, а после вечерней службы отдельно помолитесь Ксении и тоже ей все прочитайте. Вы тут каждый день около святых находитесь, к вам она быстрее прислушается.

– Да, да. Хорошо, – ответил батюшка. Ему не терпелось ознакомиться с текстом.

Портрет был написан профессионалом. Учтено и прописано все. Рост, вес, цвет глаз, волос, кожи, длины и окружности всего, что имеет человеческое тело.

По ходу прочтения батюшка уточнил:

– Милая моя, вы по профессии кем будете?

– Всю жизнь медицине посвятила. Очень много добра людям сделала. Ведь сами понимаете, батюшка, как с больными трудно, – начала было Жанна Никитична длинную песню про свое служение больным, но батюшка перебил:

– А как же вы про внутренний материальный мир забыли? Внешне все замечательно. Аполлон портрету вашему и в подметки не годится. А внутри-то он каким должен быть? А вдруг окажется, что у него печень или почки не в порядке или тазобедренный сустав скрипит. Тогда как?

– Наташка, это ты специально мне не сказала, что и про внутренние органы все описать надо. Зависть тебя заела. Твой-то зять вон какой мелкий, да дохлый, – взъелась Жанна Никитична на молчавшую подругу. Потом обратилась к батюшке:

– Спасибо вам, батюшка. Вы не только крепенький в ваши-то годы, но и ум не растеряли. Приметили, да подсказали. Сегодня все доработаю. Придется все заново начинать.

– Из-за зависти твоей три дня сюда за просто так проходила, – снова накинулась она на подругу. Потом протянула руку за листком, но батюшка остановил ее:

– Погодите. Я ведь еще не до конца прочитал.

Заключительная часть словесного портрета и вовсе обескуражила батюшку. Он внимательным долгим взглядом посмотрел на Жанну Никитичну и произнес:

– С завершающей частью, вы, уважаемая Жанна Никитична, по-моему, очень сильно переборщили. Мой разум даже понимать такое отказывается.

И батюшка еще раз перечитал в полголоса:

– Ты меня пойми, святая Ксения. Жизнь у нас с тобой одинаково сложилась. Ты мужа схоронила, а я двух. Ты в бедности жизнь прожила, и я не шиковала, да и теперь скромно живу. Ты людям помогала, и я всем помогаю, ничего лишнего для себя не требую, живу для дочки да для внучки. Все время о них забочусь. Дачный сезон скоро, а мы все трое без мужиков. Я понимаю, что быстро такого внучке подобрать сложно, так хоть нам с дочкой посодействуй. Нам и попроще можно.

Батюшка с жалостью и с укором посмотрел на Жанну Никитичну.

– Как же вам в голову могло прийти сравнить себя с Блаженной?

На что Жанна Никитична спокойно, уверенная в своей правоте, отвечала:

– Так я правду написала. И Ксению святую по совести прошу меня понять. Ей ведь легче было. Она одного мужа схоронила, а я двух. Первый-то еще жив. На десять лет старше меня, а здоров. Наверно, и меня переживет. Всю жизнь для себя живет. Не так, как я. Все для других.

Батюшка молча протянул ей листок со словесным портретом, повернулся и тихонько пошел к алтарю, погрузившись в раздумья. Думал он не о Жанне Никитичне, а о загруженной заботами о своих близких молодой женщине, внучке ее, взвалившей на свои хрупкие плечи всю тяжесть обеспечения их безбедного существования и комфортного быта.

Резкий хлопок закрывшейся за разгневанной Жанной Никитичной двери, заставил батюшку остановиться и оглянуться. Он улыбнулся и тихонько сам себе произнес:

– А молиться, дорогая Жанна Никитична, за внучку вашу я обязательно буду. Добрая душа у нее и терпеливая. Трудно ей.

И, покачав головой, еще раз посмотрел на закрытую дверь и прибавил:

– Ох, как трудно.

Леонид Гаркотин

6 февраля 2015 года
pravoslavie.ru