Один из них запомнился особенно. Худощавый, с длинными седыми волосами. Лицо — как будто со старой картины — чистое, открытое, доброе.
Оказался — сельский священник, из Ершовки, это в Удмуртии, в Сарапульском районе.
Потом появилась его жена. И маленький сын.
У жены — глаза абсолютно счастливой женщины, редкость. Как только видела его, мужа, они моментально наполнялись светом, бил этот свет из глаз.
Муж тоже сразу улыбался при виде её и сына.
А ведь они вряд ли расстаются, чтобы успеть так соскучиться.
Целый год я помнила этих людей. И в итоге, раздобыв адрес Ершовки, отправилась туда с фотографом. Так сложилось, что в самый разгар февральских морозов.
***
Церковь святителя Николая Чудотворца. Ершовка, Удмуртия
На подъезде к Ершовке виден храм — со столетней и традиционной, к сожалению, историей уничтожения-восстановления.
Отец Алексий, в облачении, бежит встречать. Кажется, чем-то смущён. И действительно, — как раз в ночь перед нашим приездом в храме лопнула труба, и нет отопления.
Заходим. На полу — тонкий ледок. Горит неяркий свет. Нам показывают иконы, многие — с историей, например, так называемую «явленную» — «Сошествие Господа в ад» — поймали рыбаки.
Паства — три старушки (понятно — будний день, да и холод, правда, собачий!) — оказывается, полчаса уже топчется с места на место, службу задержали: «Вас поджидаем!»
Хотя нет. И не старушки это вовсе. Русские женщины, из тех, что всё вынесут и не оставят в беде: холодному подарят тепло, голодному — кусок хлеба. Ну а нам, стало быть, информацию. К встрече приготовились: нашли вырезки из газет, где про храм говорится, сами рассказывают наперебой: «Хороший батюшка, старательный. Четыре внука, шесть детей. Дети служить помогают. Сильная у него молитва. Благодать от него. По храму самому всё приходится делать. Дрова сам заготавливает, сваривает сам. Ему трудно очень было, негде было жить. Батюшка душевный очень. Если раздоры в семье, пьянство — бежим к нему».
Служба потихоньку начинается, женщины, переглянувшись, достают откуда-то коврики, кладут нам под ноги. У батюшки изо рта — пар.
Мысль у меня только одна: «Господи, как холодно!»
Служба идёт, и внешнее становится неважным. Невольно думаешь: где-то проходят встречи на высшем уровне, где-то томная красавица лежит на пляже с бокалом «Мартини», где-то запускают космический корабль, а вот здесь, в Ершовке, жизнь состоит, в том числе, из того, что в 8 утра начинается православная служба. Что бы ни случилось.
***
После службы — беседуем.
— Отец Алексий, как вы попали в Ершовку, в этот храм?
— Я-то откуда знаю (смеётся)... Взял Господь да и поставил. Что Он, спрашивает, что ли? Сначала в Ксении Блаженной (храм в Удмуртии – Прим.авт.) просто к алтарю выходил, потом дьяконом служил год, потом священником, да и всё.
— Какие ощущения в храме испытываете?
— Постоишь, и уходить неохота. На улице столько суеты, а здесь — спокойствие, согласие.
Когда только приехал сюда, холодище такой в храме был, что руки к Чаше примерзали (смеётся). Потом — ничего, стали делать, потолки оттёрли, утеплили...
— А сейчас мечтаете о чём-то?
— Да нет, не мечтаем мы ни о чём. Мечтать-то нужно, чтобы Господь спасение дал. От нас-то ведь ничего не зависит. Будем молиться, просить — тогда получим. Правда, сейчас все всё быстро хотят. И почему не получают? Потому что во зле просят, ради тщеславия. А вот когда ради Христа уже начинаешь просить, в слезах и искренне, вот тогда Бог даёт.
Мы вот уже и крышу закрыли, можно сказать, что храм целый остаётся, разрушаться не будет, а то стены ведь протекали все. Сейчас вот будем ждать нового порыва богатых мира сего, когда они снова захотят церкви восстанавливать.
Да нет, жаловаться грех, собирается постепенно всё. Вот икона у нас есть. Преподобный Сергий Радонежский. Написано на ней: «Сия икона пожертвована в Ведречинскую часовню сарапульским мещанином Сергием Димитровым Коротковым в 1882 году, 11 августа».
Сказал мне как-то один человек: «Сходи, икону забери у меня». Хотели продать они её, а цену им никто не дал — это ж только доска, всё просто сделано. Так отдали. Тряпкой её протёрли перед этим, чуть ли не половой. И знаете, ниточки такие в ней остались. Забрал я ее, принёс, как раз получилось в день Сергия Радонежского. Чудо, не чудо... Не знаю... Может, и чудо. Чудес-то хватает у нас.
— Что религия даёт человеку? Укрепляет его, держит, очищает?
— Знаете, есть такое выражение: «Культура государства определяется его религией». Возьмите туземцев каких-нибудь. У них есть своя религия и культура, но они там друг друга кушают, это допустимо у них вполне. А религия православная — здесь даже подумать не смей худого о брате своём. Даже в мыслях нельзя держать зла на другого человека.
Насколько вообще всё просто устроено в мире!
Есть правила, прописанные в законе. Исполняй их и живи спокойно. Есть правила дорожного движения. Исполняй их и живи спокойно. Есть десять заповедей. Исполняй их и живи спокойно. Мало того, нам обещана ещё и будущая жизнь, вечная.
Человек, который живёт только ради живота, плоти своей, что он получит, к чему придёт? Ведь посмотрите, как мудро всё сотворено у человека: вверху — голова, разум; дальше — сердце, чувства: потом — живот, желудок, а потом всё остальное, всё, что ниже. Иерархия. Если низшее будет брать верх над высшим, мы уподобимся животным.
Надо разумно ко всему подходить. Вот идёт Великий пост. Многие кидаются в крайность: «Всё, не ем ничего». Одна женщина, в советские ещё времена, подошла к батюшке и говорит: «Что же мне делать, я пощусь, не ем ничего, на работе не поймут, выгонят». Он ей говорит: «Ешь, милая, всё, людей только не ешь». Понимаете?
Пост — это размышление над самим собой, над тем, что я из себя представляю.
Работал у нас мужчина один, рассказывал, что вот жена постится, все посты соблюдает. Я спрашиваю его: «А ты разговаривать-то с ней можешь в пост?» А он: «Ты что! К ней не подходи в это время!» (смеётся)
— Батюшка, а как вот это до людей донести — что смысл не столько в том, чтобы не есть, а в том, чтобы Бога впустить в себя, прислушаться к себе...
— (задумывается) Так само придёт... Рано или поздно.
Часто человек к Богу приходит в зрелом возрасте, и начинает вдруг всех спасать: «Давайте все в церковь, давайте, давайте!» — и забывает про себя. Спастись нужно, прежде всего, самому: «Спасись, и через тебя многие спасутся».
Вот, многие говорят: «Чего я буду поститься, причащаться! Что это изменит, от меня ничего не зависит». А ведь на самом деле мы все — часть Тела Христова. Церковь — Тело Христово. Если есть один гнойник — так всё тело болит! Если мы будем заботиться о том, чтобы мы не были этими гнойниками на Теле Господнем, тогда будет какое-то движение. От каждого зависит очень многое! Почему душа ценнее всего, что находится в мире? Вы в себя загляните, посмотрите, что творится внутри вас! Это же огромный мир! Говоришь с человеком, он тебе что-то рассказывает, а ты думаешь — смотри-ка, что он знает... Или он дополняет твои знания, прибавляет что-то к ним. Каждая душа — огромный, богатый мир.
Знаете вообще, какой человек богатый? Богатый — тот, который может дать, а не тот, который имеет. Тот, кто имеет — это сторож...
По-прежнему холодно, а в наших планах ещё – посмотреть основной храм.
Замёрзший, но самоотверженный фотограф — Катя Емельянова — готова работать. Камера не выдерживает, но выдерживают люди: «Да что вы, да мы сейчас... Показывайте, куда идти». Но отец Алексей, посмотрев на нас, только и говорит: «Пошли лучше чай пить. Потом снимете». Потом — это, как известно, никогда. Так и остался только один снимок: отец Алексей у дверей своего храма.
Заходим в дом священника. Дом — большой, 1857 года постройки, говорят, бывшая просфорня.
Снимаем верхнюю одежду, и женщины (те самые, что встречали нас в церкви) продолжают причитать: «Батюшки, да она без кофточки!» Я и вправду приехала как-то по-городскому, в футболке с короткими рукавами. Садимся за стол, греемся чаем, разговорами. Увлёкшись, вздрагиваю от того, что матушка накидывает мне на плечи тёплую безрукавку. Улыбается мне, и так же бесшумно уходит.
Разговор заходит про любовь.
Матушка Наталья Новоселова
...Если мы любим кого-то, мы всё ему готовы отдать. И, в первую очередь, свободу. А если мы начинаем ревновать, получается, что я присвоил себе право распоряжаться жизнью этого человека? Нет любви здесь.
— А что такое любовь, по-вашему?
— (не задумываясь) Жертва это. Жертвуем всем, что имеем сами, ради любимого человека.
Раньше ведь не было такого: «Вот я полюбила, пойду-ка замуж за него выйду». Никуда ты не выйдешь, пока родительского благословения не получишь. Почему сейчас семьи рушатся? Потому что люди любят плотской любовью: вот я хочу его и всё! Потом приходит насыщение и всё заканчивается. А ведь есть любовь духовная.
Брак заключается на небе, а испытывается на земле. Отец сыну сказал: «Вот это твоя жена, ты с ней будешь жить всю жизнь». И, с благословения отца, двое сходятся, приобретают уважение и любовь друг к другу.
— То есть любовь — дело наживное?
— Может, мы по-разному понимаем слово «любовь»? Есть плотская — «хочу этого человека». Есть другая, жертвенная — «хочу, чтобы этому человеку было хорошо». Разница большая очень. Соблазняются оба, а потом время проходит, и всё, кончилась «любовь». Если мы хотим, чтобы нормальные семейные отношения были, нужно всё-таки как-то «поиспытывать» это чувство, не торопиться.
— Как вы к Богу пришли, как захотели служить Ему?
— Как пришёл... А вообще, интересно это было. Все крещёные были у меня в семье. Один я — некрещёный. И у мамы в сумочке лежали крестики, я спрашивал всегда: «Мама, а где мой крестик, почему нет его?» Меня всегда это коробило очень.
И дальше, даже будучи некрещёным, я видел очень много чудес, явных чудес. Один раз работали в колхозе. Там ребятишки деревенские были, и девчонки местные им на нас нажаловались, ну, как бывает — девчонки-мальчишки... Те решили нас поколотить.
Мы об этом, естественно, не знали. Там был храм разрушенный, мы туда пришли почему-то, и в алтарной части сели. Они пришли туда тоже, и давай нас подначивать, ну, чтобы подраться. И я вдруг им говорю: «Парни, давайте порассуждаем: какой смысл драться? Спросите ваших девчонок, мы хоть кого-нибудь оскорбили?» Оказалось, нет. В общем, сели мы с ними вместе, посидели, да и разошлись мирно.
Потом я думал: Господь ведь что сказал: «Не ищите, что вы будете говорить (...), Дух Святой вам даст то, что надо говорить». Мы же в храме находились, и Господь просто вложил эти слова в мои уста, и всё, дело мирно кончилось.
— Нужно ведь быть открытым, чтобы слышать этот голос...
— Нужно хотеть его услышать.
Ну а потом, что называется, «припёрло». Всё стало чёрно-белым. В 35 лет. Многое повидал в своей грешной жизни, ничего не радовало. Апатия, равнодушие.
Тут приезжает ко мне приятель и говорит: «Свози сестрёнку мою к женщине одной, она гадает, приколдовывает». Согласился, повёз, не подумал, что это, вообще-то, смертный грех... Ну и пошёл к гадалке за компанию. Она мне и говорит: «Ты ведь и сам всё видишь. Тебе просто надо подучиться. А ещё — сходи покрестись, потом придёшь ко мне, я тебя подучу». Я и собрался. На следующее утро после крещения вышел на крыльцо — глазам не поверил, мир совершенно изменился: трава зелёная, птицы поют, солнце светит, дети рядом. Я такую радость, наверное, после этого ещё раза два-три только испытывал...
Пошёл я потом к гадалке этой, а она меня не пустила: «Нет, говорит, корона у тебя на голове».
И только потом на одной проповеди я услышал: «Каждому человеку при Святом Крещении надевается на голову корона, усеянная бриллиантами. Если мы грешим, они из короны выпадают. Мы должны путь наш так пройти, чтобы корона была усыпана бриллиантами и каменьями».
В общем, я полностью изменился после крещения, пошёл работать в церковь, а потом стал священником
— Как содержать такое хозяйство, шестерых детей вырастить, ведь люди и на одного не могут решиться...
Матушка Наталья: (смеётся) Батюшка молится, вот силы и берутся.
Отец Алексий: На самом деле, шестерых вырастить легче, чем одного. Когда детей много, они друг другу помогают.
И потом, живя в большой семье, они легче свою собственную семью создадут, ориентируясь на полученный опыт.
Отец Алексий Новоселов с матушкой Натальей
— Как сохранить любовь?
Отец Алексий: В первую очередь, надо научиться прощать. Это самое первое. В жизни бывает всякое.
Женщине нужно усвоить, что она всё-таки женщина, она хранит очаг. Тогда дома всё будет хорошо.
Матушка Наталья: ...и мужа немножко слушаться.
Отец Алексий: ...а то у нас сейчас стало очень популярно слово «эмансипация», с семейной жизнью оно несовместимо, я считаю.
— Как вы думаете, почему женщины становятся эмансипированными?
— Потому что забыли о Начале. Ведь сначала Бог сотворил мужчину, а потом сделал ему помощницу, из ребра.
— А как же свобода?
— А я и не присваиваю её свободу. Она может делать всё, что хочет. Но, как говорится, «Всё вам можно, но не всё полезно». То есть не всё к спасению. И это женщины касается тоже. Если она понимает, что можно, что нельзя, если с детства это в ней воспитали родители, то ей проще сохранить и умножить.
— Матушка, неужели вы всегда с мужем согласны во всём?
— Бывает, несогласна. Во-первых, конечно, характер играет большую роль. У меня не возникает желания грубо батюшке ответить. А остальное с терпением приходит. Стараюсь избегать того, что может ему не понравиться, стараюсь лучше сделать.
Отец Алексий: Всё ведь состоит из мелочей. Пришёл раз муж домой — поесть не сварено, другой раз — ещё что-нибудь, так эти мелочи и накапливаются. Чтоб не накапливались, чтоб не засыпали чувства любви, уважения, можно прийти на исповедь, сказать: «Господи, прости меня, грешного». Освободиться от обид. Это же мелочи, ни о чём они не говорят, не стоят того, чтобы расстроить нашу общую жизнь. Исповедь освобождает, очищает.
Когда человек исповедуется, враг отступает, не имеет силы над ним. Всё очень просто. Мы сами усложняем себе жизнь.
Отец Алексий Новоселов с матушкой Натальей
— Расскажите, как вы познакомились друг с другом?
Матушка Наталья: В школе вместе учились, правда, батюшка на шесть лет старше.
Отец Алексий: Она меня дядей Лешей звала при этом...(смеётся)
Смысла нет врать. Большой безумной любви не было. Было уважение к человеку. Чистота. Чистый, хороший человек. Как бы его не замарать своим присутствием.
— А что сейчас между вами? Вообще, как вы считаете, любовь – это чувство, над которым надо работать всю жизнь, или она есть — и всё, и не надо её выращивать...
Матушка Наталья: Зимой ходили на свадьбу. Я говорю: «Батюшка, давай потанцуем!» Знаете, нечасто священникам танцевать приходится. И вот, к нам подходит женщина и говорит: «Вы так танцуете, как будто только поженились».
Отец Алексий: Работать, я думаю, надо, — ведь чувства меняются. И иногда расставаться, чтобы успеть соскучиться.
— Отец Алексий, расскажите про свою жизнь здесь, в Ершовке...
— Сложностей хватает, конечно... Приход же маленький — 600, 500, 300 рублей в неделю. Поэтому приходится работать. На грузовике работаю. Руки работают, слава Богу: приварить, печку сделать, помочь...
— И вы идёте, тем не менее, по этому пути...
— Так ведь обратного пути нет. Это уже до конца. До смерти.
(долго молчит)
Ну и как уйдёшь, люди ведь идут постоянно. Оставишь их, что ли... (улыбается)
Мужик один пришёл, щетиной зарос, страх просто: «Батюшка, пью ведь я, не могу остановиться». По полгода пил, бывало. «Чего делать?» — спрашивает. Я говорю: «Не пей, да и всё». — «Нет, я так не могу, у меня и сейчас полторашка браги с собой». — «Так вылей!» — «Не могу». — «Давай я вылью». — «Да ну!» Смотрит так удивлённо. Подошли с ним к логу. Я выливаю эту брагу, у него глаза, конечно, бешеные были (смеётся). Спрашивает: «А сейчас чего делать?» «Домой иди», — говорю. — «Так за мной же придут бесы». — «А ты залезь под кровать и сиди там».
Ушёл. Через три дня гляжу: светленький, побритый, всё. Это, конечно, было только начало пути. Нужно ещё было исповедаться, покаяться, причаститься.
Он, конечно, срывался. Но в церковь пошёл. И сейчас у него есть силы справляться, противостоять этому. А раньше не мог совсем.
— В чём счастье священника? В таких вот историях?
— На самом деле ощущаешь радость, когда люди обращаются.
Чем вот православный отличается... Православный человек живёт в реальном мире, видит реальность. Многие другие живут в виртуальном мире, строят себе воздушные замки и них живут, мечтают о чём-то... Потому что реальный мир пугает человека, человек видит, что мир непрочен.
Люди часто обманывают друг друга, к сожалению... Вот вы на телевидении работаете, да? Пусть вам обидой это не будет, всё равно скажу. Одно время я телевизор не смотрел вообще, года три не было желания. А потом зашёл к друзьям в гости, у них телевизор не выключается никогда. И диктор что-то говорит. Я и вижу — она врёт! Говорю друзьям: «Вы что, не видите — она вас обманывает!» На лице у неё улыбка, она говорит, а сама не верит в то, что говорит! А кто-то замарался, соблазнился — поверил ей.
Когда смотришь телевизор постоянно, привыкаешь, уже не замечаешь лжи.
Я, конечно, не про всё телевидение говорю.
— У меня к вам встречный вопрос: сейчас на телевидении появилось много православных передач. Как вы оцениваете присутствие Русской Православной Церкви в жизни общества: не смущает ли вас, что Церковь часто и много участвует в светской жизни — начиная со вступления Президента в должность, заканчивая проводами наших спортсменов на Олимпиаду...
— С одной стороны — да, Церковь, на мой взгляд, совершенно отдельная организация. С другой — из чего мы состоим? Из тела, души и духа. Убери душу из человека, и будет труп. Церковь – это душа государства. Убери Церковь, религию – будет труп. Посмотрите, что произошло с Россией за годы безбожья. Её разорили, растоптали. Так что без Церкви — это как без души...
— И что же теперь делать? Обычным, простым людям, которым досталось жить на этой земле — в Ершовке, в Ижевске, в Москве?
— Чтобы понять, что делать, надо спросить, что делать.
Вот я вам про женщину рассказывал, которая пришла на Причастие. Спросила, что делать, никогда не причащалась до этого. Я ответил, чтобы причаститься правильно, нужно сначала подготовиться. Многие же не задумываются всерьёз об этом — три дня попостились, прочитали одну-две молитвы, и приходят причащаться. Причащаешь, конечно, этих людей, в надежде, что коснётся их благодать Божья, что задумаются они о жизни о своей...
А эта женщина подготовилась. Десять дней постилась, читала каноны, молитвы. Для меня, кстати, раньше молитвы, как и для многих, были набором непонятных слов. Однако позже приходит понимание, и от понимания — радость.
Потом она пришла на исповедь, ничего не стала скрывать, всё, что на душе наболело, она высказала. Господь принимает её исповедь, она причащается, и на следующий день уезжает куда-то по делам. Приезжает потрясённая: «Батюшка, мир-то совсем другой, а люди какими-то тряпками интересуются».
Есть такое понимание — «залог будущих благ». Когда Господь берёт и дверь в мир — раз, и приоткрывает. Человек увидел его, а потом дверь эта закрывается: «А теперь — трудись!»
Получая этот залог будущих благ, человек начинает сознательно, осознанно трудиться.
Я надеюсь, что люди придут к этому. В общем-то, развитие религиозной сознательности подобно маятнику — то в светлую сторону, то в тёмную...
А если кто-то грешит, что ж... Чётко и ясно сказано: «Несть человек, иже жив будет и не согрешит». Ну, не удержался, соблазну поддался, а потом осознал, что поступил неправильно, — у тебя есть возможность всегда прийти к священнику, в любое время. Ко мне вон ночью приходят, рано утром, днём... Встаёшь и идёшь. Смущаются: «Как бы, вас, батюшка, не задержать», а я отвечаю: «На то мы, священники, и поставлены, всё время наше вам принадлежит». Я выполняю свою работу, я служу. Мы — слуги, а у нас частенько священников ставят на роль хозяев.
На самом деле, всё, что нам принадлежит — это наши грехи. Всё остальное — в руках Божьих.
Надо читать Евангелие. Бог сотворил человека, и в наших генах, в нашем подсознании — вся жизнь, которая промелькнула от начала нашего, от Адама, всё записано. Только надо уметь извлечь. Через чтение Евангелия, освящение своих мыслей, ты приходишь к тому, что начинаешь понимать смысл и жизни, и самого существования человека. А объяснить кому-то — невозможно. Потому что это только твоё знание, только тебе открылось.
А у нас как бывает — съездят куда-нибудь в монастырь, получат исцеление, и давай всех туда отправлять — езжайте, мол, оздоровитесь. Да это вам дал Бог исцеление через святого! Нет такого средства, такого лекарства, которое помогало бы всем одновременно.
Однако есть Причастие — оно помогает всем. Через Причастие мы получаем большое количество информации. Вот человек читает Евангелие, а сути не понимает. А если он причащается, Господь ему постепенно открывает глаза на глубокий смысл Евангелия.
Через Причастие надо постигать Слово Божье. Сейчас много литературы выпускают, где разъясняют, интерпретируют Евангелие, однако, я считаю, есть опасность в обилии такой литературы — что хочешь могут написать. Это, знаете, когда человека хотят отравить, ему не наливают стакан яда. Берут красивую чашу, прекрасное вино и яда — капельку туда, и всё — человек отравлен. Так и здесь: берут красивое издание — красивая бумага, обложка, красивые слова, и — капелька яда...
Мне кажется, нужно верить в Промысл Божий, да и всё.
Такой момент ещё есть – мы от Бога получаем что-то, а не благодарим. Из-за отсутствия чувства благодарности и не получается ничего. Дал нам Бог какого-то человека, привёл его в нашу жизнь, а мы недовольны — неправильный, не такой... То есть мы ищем изъяны. А ведь в любом человеке что-то хорошее есть всегда, надо поискать. Даже в преступнике. Лучше стараться доброе видеть в людях. Вот кто такие святые? Святой человек видит только хорошее в другом человеке, он грязи не видит. А если человек — блудник, то у него и все блудники, если вор — у него все воры. Поэтому нужно найти в себе силы, чтобы не видеть в человеке плохого, грязь отмести, хорошее увидеть.
Я прощаю людей, которые, допустим, по отношению ко мне поступают нехорошо, нечестно. Прощаю. Вот только страх за них остаётся — как они жить-то будут с этой грязью? Они ведь не понимают этого. Ну а как ругать их? Не будешь ведь ребёнка ругать за то, что он чашку разбил...
— А вы строгий отец?
— Да, строгий. Чересчур, наверное... Могу ремень взять, да и... поддать. Соломон сказал: «Отец, жалеющий розги для сына своего, ненавидит сына своего». Вот и всё. Если мы не наказываем своего ребёнка, мы просто не обращаем на него внимания.
Да, бывает чересчур. Что ж, попросишь потом прощения у ребёнка, это ведь родное, кровь твоя.
Отец Алексий Новоселов на пороге храма
— Вы бы хотели, чтобы ваши дети продолжили ваш путь?
— Не знаю... У каждого человека — свой путь. Преемственность в нашем деле — это второй разговор. Главное – Господь призовет или нет. Я ведь тоже никогда не думал, что стану священником, просто взял Господь, поставил и всё.
— А что это за ощущение — «Господь призвал»?
— Я просто жил-жил, и тьма какая-то образовалась передо мной. Искал смысл жизни, литературы много перелопатил. Ремонтировал я тогда иномарки, много народу приходило. И вот подошло время, я подошел к выбору – к чему обратиться, на какой путь встать. В это время Господь посылает мне разных людей: сначала евангелисты пришли, говорят: «Вот, у нас там женщина есть, она проповедник, всё тебе объяснит, расскажет, поехали с нами». А я к тому времени уже всё Евангелие прочитал из интереса, думаю: «Женщина ведь молчит в храме, не может проповедовать, что-то у них там неладно». Потом пришли другие люди, православные: «Поехали, говорят, с нами в храм, помолимся, постоим». И я не смог в храме 20 минут выстоять, представляете? Бабушки старенькие стоят. А я — здоровый мужик, и у меня ноги подкашиваются. Вышел на улицу. Люди, что меня пригласили, попросили священника сказать мне какие-нибудь напутственные, ободряющие слова, а он ответил: «А чего ему говорить, он даже "Отче наш" не знает». Так и было. И я подумал: «Если я крещёный, то я, по отношению к другим крещёным, какую-то ответственность имею, я должен что-то знать». И начал потихоньку готовиться. Прочитал Евангелие на русском языке, в переводе. А потом — на церковнославянском. Там — более понятно. Хоть и незнакомые формы слов, а доходит лучше. Намного объемнее смысл. Если техническими терминами говорить, то Евангелие на русском — моно, а на церковнославянском — стерео.
— С чем сейчас живёте, с каким мыслями?
— Да у нас один девиз: «Господи, помилуй!»
Раньше девиз не очень хороший был — бери от жизни всё, что она тебе предлагает. Хапай, да и всё. А когда объешься этого всего...
Ещё вот о чём думаю... Прощать надо. Вот, ругают кого-то: «Такой-сякой, разбойник...» А ведь первым в рай кто вошёл? Разбойник, который на кресте висел. Многие не понимают: как это вам ваш Бог всё прощает? А ведь Он прощает нам не слова наши, сказанные на исповеди, Он смотрит на сердце. Если человек кается, плачет, искренне просит прощения, тогда Бог его прощает.
А если просто сказать: «Прости»... Хотя, чтобы просто сказать, нужно тоже мужество иметь...
И делать это надо регулярно. Некоторые говорят: «Я потом, попозже приду на исповедь, грехов накоплю, и сразу покаюсь за всё». Ни один ещё не пришёл за все мои 11 лет служения. Не может человек стать дворником, плотником, кулинаром в одночасье — надо тренироваться. И здесь то же. Нельзя в один момент собраться и выложить все грехи. Если Бог покажет нам все наши грехи сразу, мы просто сгорим. От стыда.
Когда человек сделает какую-то гадость и его уличат, он краснеет от стыда. Вот эта краска на лице — зачатки гееннского огня. Понимаете? От маленькой провинности мы уже горим. А если нам всё вывалят? Все наши грехи? Это и будет адский огонь. Это же не бесы с лопатами стоят и уголька подкидывают, нет. Совесть наша судит нас.
Батюшка снова замолкает надолго...
Матушка Наталья собирает на стол и кормит всех нас (водителя, съёмочную группу, детей, внуков...).
Уезжаем. По-моему, тепло. Отец Алексий выходит провожать, поднимает руку.
С нами Бог.
Со священником Алексием Новоселовым и матушкой Натальей Новоселовой
беседовала Ольга Сорокина
Фото: Екатерина Емельянова
1 апреля 2015 года
pravoslavie.ru
