Наш новый гость – студент Сретенской духовной семинарии Василий Лапкин – отслужил в подмосковной части войск воздушно-космической обороны. Василий рассказал о том, почему в армии больше нет дедовщины, куда подевался «наряд на столовую» и как солдаты приходят к вере.

Кесарево кесарю

– Сколько вам лет?

– Полных двадцать. Маленький юбилей как раз в армии встретил.

– А как вы вообще там оказались-то?

(Я смотрю на своего визави и думаю: что это за новая мода у молодых людей – в армии служить? Или это просто какие-то другие молодые люди – не те, про которых обычно пишут светские СМИ и снимают современные фильмы?)

– Я, – тем временем растолковывает мне Василий, – хотел в армии служить. Это у меня с детства.

(Еще интересней: откуда у людей в детстве берутся такие желания?)

– Ну как… Любовь к Родине, посещение исторических мест… Как-то с детства это в меня вошло – с историей, с паломническими поездками, путешествиями. Вот и родители говорили, что человек, не служивший в армии, раньше не ценился в обществе. Слово «негодник» оттуда и пошло – означает: не годный к армии».

– Простите, а вы, я так понимаю, в православной семье росли?

– Да, мой папа священник.

(Тут, конечно, многое проясняется – и откуда любовь к истории возникла, и где искать истоки желания Отечеству послужить. Все естественно: человек получил правильное воспитание и образование, и теперь заложенное с детства начинает приносить вполне ожидаемые плоды.)

– Как в Писании сказано? «Кесарево кесарю, а Божие Богу». Мы же живем не только по Закону Божиему – человеческие тоже надо исполнять, – рассуждает Василий. – А что в Конституции написано? Что нужно Родину защищать. В армию боятся идти потому, что много гадостей про нее пишут и рассказывают. Вот я и решил выяснить, что же там происходит на самом деле.

Время меняется. И армия тоже меняется, идет в ногу со временем, и ничего страшного там нет – вот итог этой «разведки боем».

«Дедовщины нет»

– А как же «дедовщина»?

– А «дедовщины» нет. Хотя многое, конечно, зависит и от расположения части (географического. – М.В.), и от офицеров. Буду говорить о той части, в которой служил, – и тех, где проходил подготовку: курс молодого бойца и доп.подготовку водителей. Офицеры, с которыми пришлось встретиться, очень серьезно отнеслись к адаптации вновь прибывших.

Конечно, бывает, что старослужащие «проверяют»: к примеру, говорят: «Дай часы примерить» или «Пойдем, поможешь сделать кое-что», – то есть пытаются переложить свои обязанности на другого.

Но всё это очень строго каралось офицерами, если они узнавали. Хотя, конечно, если слабовольный человек поддастся на эти провокации, пойдет на поводу, тут уж ничего не поделаешь.

– Опишите первые впечатления. Среда, в которой оказывается призывник, враждебная или дружественная?

– Первым делом ты попадаешь в учебную роту – а там все находятся в том же положении и тех же правах, что и ты. Месяц-полтора живешь там, знакомишься с ребятами, с кем-то начинаешь общаться ближе, держишься вместе, переживаешь стресс. А это стресс для человека – когда из мира вдруг ты оказался в роте, где нужно соблюдать строгий распорядок дня, нельзя иметь мобильный, письма домой пишут только по воскресениям в установленное время, и постоянно хочется пить: только 600 грамм воды давали нам в сутки. То есть на завтрак, обед и ужин по неполной чашке. Конечно, в нашем распоряжении был кран с водопроводной водой, но, как показала практика, те, кто пил из этого крана, болели и отправлялись в лазарет.

А вот уже после торжественной присяги происходит распределение по частям. Отправляют из учебной части группами – по три-шесть человек, так что в роту приезжаешь с ребятами, с которыми был в «учебке».

– Это, конечно, облегчает адаптацию. А что за ребята приходят сегодня в армию? Возраст, образование…

– Подавляющее большинство – в возрасте от 18 до 21 года. Наши офицеры не намного нас старше – на год, может быть, или на два.

Есть солдаты постарше – по 25–26 лет, но их очень мало.

Есть и с высшим образованием, но они главным образом проходят службу в канцелярии – потому что это люди думающие, умеющие работать с компьютером, с информацией.

Кто-то из деревни, кто-то из города, из Москвы, из Магнитогорска – откуда угодно, и все общаются между собой. «Эх ты, деревня» или «Что с вас, с москвичей, взять?» – ничего подобного я не замечал.

– Вот солдат прибывает к месту службы. Каким образом распределяются обязанности?

– С тобой общаются психологи, выясняют, что ты умеешь делать, говорят офицерам, а те, исходя из этой информации, подбирают тебе должность: работа в техническом взводе, ремонт автомобилей, боевое дежурство… Есть связисты, охрана…

Но каждая должность важна, и каждый должен относиться к ней ответственно: как ты к своим обязанностям и к офицерам относишься, так будут относиться и к тебе.

«Никого не хочу слушать» и «я сам по себе» – такое в армии не пройдет. Есть закон, которому мы все подчиняемся, схема, по которой все должны жить и служить, – если следовать ей, тогда будет порядок.

Если каждый начнет делать, что ему в голову придет, то общее дело не получится. А вот если все будут единым целым, будут понимать друг друга, то не будет никаких конфликтов, ни воровства, ни «дедовщины» – ничего – а будет одна большая семья.

– А где вы служили?

– В ВКО – войсках воздушно-космической обороны. Защита Москвы и Московской области от нападения с воздуха. Мы, конечно, с парашютом не прыгали и ракеты в космос не запускали, но тоже несли боевое дежурство и следили за техникой. «Особо ответственные работы» – так это называлось.

– Но вернемся к теме дедовщины.

– Чтобы «дедовщину» искоренить, стараются брать солдат под полный контроль. Постоянно проводятся проверки. Приезжает комиссия, расспрашивает. Проводят телесный осмотр. Завидев синяк, начинают выяснять, откуда он взялся, есть ли объяснительная… Бывает же, что действительно в спортивном городке ударился или об дверь. Или в хозяйственный день на генеральной уборке можно на мыле поскользнуться…

– Конечно, можно.

– И все это должно фиксироваться. Получив такую небольшую травму, ты должен написать объяснительную, прийти к офицеру и сказать: «Я получил синяк». Для объяснительных записок есть специальная папочка, и если приезжает проверка и интересуется происхождением синяка, нужно предъявить эту запись.

– Считаете, что эта система не позволяет скрыть факт противоправных действий?

– Конечно. Если происходят серьезные инциденты – ломают руки, челюсти, – скрыть такое уже невозможно.

– Но ведь человека при желании можно заставить написать какую угодно объяснительную.

– Можно. Но и прокурор частенько приезжает. Очень легко завести уголовное дело.

Я слышал о таком случае. Пострадавший рассказал об издевательствах не офицеру, а сразу написал в прокуратуру. Оттуда сразу приехали.

Очень строго следят сейчас за такими вещами. Телесные осмотры на наличие синяков бывают даже перед сном – вот уже до чего дошло.

Многим не нравится, а с другой стороны, лучше сразу разобраться, если возникает проблемная ситуация.

И на поверке статьи из УК РФ нам ежедневно зачитывали, относящиеся к «дедовщине».

Статья 335: «Нарушение уставных правил взаимоотношений между военнослужащими и отсутствие между ними отношений подчиненности». Статья 336: «Оскорбление военнослужащих». Статья 337: «Самовольное оставление части или места службы». Статья 339: «Уклонение от исполнения обязанностей путем симуляции болезни или иными способами». И так далее.

– Каждый день?

– Да. Статей десять. Могли и спросить. Если не ответишь, то выходишь перед строем и читаешь вслух. А это значит: время отрывается от умывания, так что «спасибо» тебе никто не скажет. Потому все запоминали эти статьи очень хорошо.

«Солдат учит устав и марширует»

– Про «дедовщину» понятно. Но вот еще вопрос, который волнует в первую очередь всех мам: а как кормят в армии?

– Сейчас – замечательно. Я служил как раз в то время, когда начались реформы. Раньше «срочнику» начисляли в месяц 430 рублей, а сейчас – 2000. Это много.

Кормить начали хорошо, потому что на кухне стали работать гражданские.

Ты пришел в столовую, еда уже готова, ты выбрал, сел, покушал и ушел. А раньше нужно было чистить картошку, мыть посуду, готовить… Этим солдаты уже не занимаются.

– Да?! То есть мы официально заявляем, что солдаты в армии картошку больше не чистят? «Нарядов на столовую» больше нет? Это сенсация.

– (Смеется.) В нашей части, по крайней мере, точно не чистят.

Солдат должен учиться, то есть познавать теорию и практику. Он должен знать, как выкопать окоп, уметь его выкопать, знать, если он командир отделения, как командовать, если пехотинец – как вести себя в бою. А вот это все: чистка картошки, уборка помещений и территорий – потихоньку переходит к гражданским лицам, к персоналу, потому что нужно высвободить солдату время для подготовки. Приходят люди и моют полы, убирают снег, а солдат сидит и учит устав, марширует, стреляет из автомата и поет песни.

«Если им рассказать о Боге, уделить любовь – они будут верить»

– Не могу не спросить про возможность молиться и посещать богослужения.

– Я попал в часть ночью 17 января, а 19-го – Крещение Господне. И вот нам вырезали иордань, мы искупались, и так получилось, что разговорились с ребятами. «Что такое Крещение? А зачем вы в проруби купаетесь?» Я рассказал всё, что знал после двух семинарских курсов, а меня спрашивают: «А ты что, священник что ли?» – «Нет, учусь на батюшку в Сретенской семинарии». Люди заинтересовались.

– Православных много?

– Много, скажем так, сочувствующих. Сугубо православных, если можно так выразиться, мало. Человек семь-восемь нас было…

– Из?

– Из ста. Есть и мусульмане… К нам приезжали священники, а к мусульманам – имам. И протестанты в часть приезжали. На религиозной почве не было никаких конфликтов. Все, наоборот, рассказывали о своей вере, интересовались другой… Живой интерес был.

– Расскажите про это.

– С православных, наверно, надо начать, да?

Есть православные, которые носят кресты, но вообще не понимают, в чем суть. Они восприимчивы к вере. Если им рассказать о Боге, если уделить время, теплоту, любовь христианскую – они будут верить. Это восприимчивые сердца, которые, может быть, сокрыты… оболочкой какой-то…

И крестились у нас в части, и на исповедь просились, говорили: «Когда мы в церковь съездим?»

И мусульмане интересовались. Я недавно приезжал в часть, подошел чеченец и спрашивает: «Слушай, вот в Евангелии есть про ад. А что такое ад?» И пошел разговор. Почему одни люди добрые, а другие злые; чем виноват ребенок, с которым случается несчастье, – такие вопросы люди задают. Начинают искать смысл веры. Конечно, миссионерская работа должна проводиться…

– А она проводится?

– И не только православными. Как я говорил, и имам к нам приезжал, и баптисты.

Очень активную деятельность баптисты ведут. Тормошат людей. Привозят гостинцы, говорят о Боге, раздают Библии…

– А стоило бы православной миссии быть чуть более активной?

– В большие части, в дивизии, где несколько рот живет – более тысячи человек, батюшка почти каждое воскресение приезжает. Рассказывает о Боге, показывает какие-то фильмы, раздает мыло, зубные щетки, тетрадки, ручки…

А вокруг нашей части на 5 километров вокруг – один лес; горячая вода – и та не всегда бывает. Лось может запросто к КПП подойти… Магазинов нет, живешь в лесу, на белок смотришь. Нелегко туда добраться. К нам только несколько раз батюшка приезжал. А так в основном баптисты.

– Можно сказать, что вы с миссией там были.

– Многие интересуются, потому что Церковь – область для большинства не особо известная, а тут – живой человек, который может ответить. Как будущего священника начинают спрашивать…

Сначала со всех сторон налегали… Тяжеловато было. Но, слава Богу, православный я был не один – кто-то из ребят даже пономарил до армии. Мы сплачивались. Между собой общались, отвечали на вопросы…

Была такая ситуация под конец службы: я проводил отбой, проверял заправку обмундирования… Иду, смотрю: человек что-то читает. «А ну-ка покажи!» Он спрятал книжечку. «Так, – говорю, – давай доставай, показывай». Нехотя вырвал у него из-под подушки, смотрю: молитвослов! «Зачем в темноте читаешь? Ты глаза себе испортишь!» Меня это очень сильно удивило, что человек взялся за молитвослов. Он исправился: бросил курить… То есть Господь его тоже коснулся.

Там многих людей Господь касается. Они истинно начинают искать Бога.

Лейтенант Артем – мы к концу службы по именам офицеров звали, разница в возрасте, как я уже говорил, небольшая, – попросил: «Дай Библию почитать!» Библия, которую мне отец Тихон вручал на первом курсе, сейчас у этого офицера находится – это благословение им такое.

«В армии ты прямо чувствуешь: Господь помогает»

– А главный-то опыт какой? Что ты получил благодаря службе в армии?

– Я укрепился в вере. В армии это очень чувствуется: когда тебе тяжело, Господь тебя слышит… Он касается тебя, и ты прямо чувствуешь, что действительно Господь помогает.

Когда тяжелая ситуация возникает, удивляешься своему организму, способному пробежать 5 километров, потом отжаться, потом еще раз 5 километров пробежать, причем с полной выкладкой… Сейчас вспоминаю и просто не представляю, как это возможно. Сначала приседаем, потом отжимаемся, затем приседаем на одной ноге… Самому странно, что можешь так, – а все делают, и ты делаешь, и потом удивляешься: «Ничего себе, как получается»… Не знаю, как объяснить… Физические данные показывают повышение выносливости организма.

Да, вера в Бога укрепилась.

Еще – познакомился с замечательными людьми, с которыми сейчас общаюсь.

Как-то в голове все стало четко, ясно, понятно – появились дисциплина и самоконтроль. Ценишь время. Ну и, конечно, людей… Хотя осторожность к людям тоже надо проявлять. Немножко начинаешь разбираться в людях…

– А что папа-то сказал, когда вы вернулись?

– «Родине послужил, а теперь Богу послужи».