— Владыка, обсуждение проекта «Положения о монастырях и монашествующих» подходит к завершению. Мы помним, что первый вариант этого документа был отложен президиумом Межсоборного присутствия из-за полярности мнений, которые высказывались также и участниками сетевой дискуссии. На Ваш взгляд, имеет ли смысл обсуждать открыто проблемы монастырской жизни? Приносит ли это пользу монашеству?

— Я думаю, что последний вариант проекта «Положения», который все еще обсуждается на официальных площадках Межсоборного присутствия, подготовлен с учетом всех конструктивных предложений, высказанных участниками дискуссии. Кто-то может с чем-то не согласиться, но главное, что эта дискуссия состоялась. Это полезно, это хорошо, это правильно. Хотя, конечно, на один и тот же предмет всегда существует несколько разных точек зрения и примирить некоторые из них друг с другом бывает довольно сложно. И тогда преимущество имеет мнение «профессионалов», то есть тех, кто разбирается в вопросе. В нашем случае – тех, кто живет монашеской жизнью, руководит ею.

Я ознакомился с сетевой дискуссией по первому проекту «Положения», и она запомнилась мне своими резкими высказываниями. Иногда даже больно было читать, как человек, который оставил монастырь, описывает нестроения своей обители, не скрывая имен и санов. Ну если даже так плохо было тебе в монастыре, зачем же говорить об этом на весь белый свет? Ведь монастырь — это семья; прояви хотя бы внутреннее благородство и не выноси на всеобщее обсуждение недостатки своей семьи. Ведь это то же самое, что обсуждать при всех недостатки матери или отца. А если человек по каким-то причинам покинул обитель, то комментарии, как правило, вообще бывают излишни. В любом монастыре, даже в самом лучшем, есть недостатки, но, как писал святитель Игнатий (Брянчанинов), если ты этими недостатками не ввергаешься в смертные грехи, то потерпи великодушно, останься в том месте, куда тебя призвал Господь. Терпение — это главная добродетель монаха. Как дерево не принесет плода или засохнет, если его каждый год пересаживать, так и монахи, которые кочуют из монастыря в монастырь, не смогут продвинуться в духовной жизни.

Возможно, авторы подобных комментариев настрадались в каких-то обителях, у них произошел надлом, и поэтому в их высказываниях чувствовалась немирность. Но мой духовник, старец архимандрит Кирилл (Павлов) всегда говорил: «Если ты не в мире, то лучше ничего не делать. Когда будешь в спокойном, мирном состоянии, тогда и принимай решения».

— Для участников дискуссии несколько тем «Положения» продолжают оставаться острыми. Среди них вопросы о взаимоотношениях архиерея с настоятелем обители и выборности игумена. Владыка, Вы одновременно являетесь архиереем и игуменом монастыря. Скажите, взаимоотношения архиерея с настоятелем — это действительно острая проблема монастырской жизни?

— Из практики я знаю, что все зависит от человека. Там, где архиерей понимает, что такое монашество, осознает необходимость сочетания контроля над жизнью братии и предоставления достаточной степени свободы самой обители, все хорошо. Когда архиерей не вмешивается в жизнь обители, не зная ее изнутри, это тоже хорошо. Я считаю правильным решение о том, что архиерей не может быть настоятелем сразу нескольких монастырей. Знать изнутри жизнь своего монастыря можно, только непосредственно находясь в обители или часто бывая в ней. В противном случае можно какие-то благословения преподать ошибочно, не лучшим образом вмешаться в жизнь монастыря, особенно не имея собственного монашеского опыта. Без такого опыта, но при наличии крена, скажем, в сторону социального служения, административной работы или хозяйственной деятельности можно даже нанести вред монастырю.

С другой стороны, надо понимать, что русское монашество — это монашество молодое. По сути, ему не более четверти века. Ведь к тому времени, когда начали открываться монастыри, после празднования 1000-летия Крещения Руси, у нас на всю Россию — я не беру СССР — было всего лишь два мужских монастыря: Троице-Сергеева лавра и Псково-Печерский монастырь. И сегодня степень свободы не может быть одинаковой для всех. Где-то уже сложилась достаточно крепкая обитель, которая давно развивается, имеет опытного игумена, большое число братии, духовно окрепших людей, которые могут руководить молодыми насельниками, и такому монастырю можно предоставить достаточно большую степень свободы. А если обитель новая, неопытные братья, то здесь нужен серьезный контроль и большой свободы предоставлять такому монастырю нельзя, в том числе, и в вопросе выбора игумена. Человек, имеющий еретические взгляды, целый монастырь может увести в раскол. Конечно, выборность игумена — это хорошо, это соответствует древним монашеским традициям, и именно так происходит сейчас на Святой Горе. Но одно дело Святая Гора, где уже более 1 000 лет не прерывается монашество, и игумен является духовным руководителем монастыря, и другое дело наша русская традиция — не только последних десятилетий, но даже и синодального периода, когда игумен, наместник был руководителем в большей степени административным. Духовниками в его же обители зачастую были другие люди, в той же Оптиной пустыни, например, да и не только там. Поэтому не все так однозначно, как кажется. По этой именно причине у архиерея, который в конечном счете отвечает за все, что происходит в его епархии, должна быть возможность принимать решения, сообразовываясь с окружающей его реальностью.

— Еще одна тема интернет-дискуссии — это проблема духовного окормления современных монастырей. Послушание духовника в монастыре дает игумен или же братия может самостоятельно выбирать старца?

— Вы знаете, опыт показывает, что жизнь сама определяет, кто может быть духовником, а кто нет. Естественно, это должен быть человек, у которого есть дар духовного окормления, есть опыт. Чему может научить монах, который сам ничего не знает? Все зависит от тех реалий, которые есть в монастыре. Есть такой человек, значит, он и будет духовником по факту, не важно, назначат его или нет. Братия его замечает, начинает ходить к нему на исповедь, и он окормляет братию. Так и у нас: у кого-то насельники окормляются чаще, у кого-то реже. Административно в наших условиях назначить игумена духовником довольно сложно. Конечно, он должен быть духовным руководителем и должен стремиться быть примером для братии; не только по закону, но и по жизни быть отцом для своих монахов. Но это должно решаться самой жизнью: если человек так живет, то к нему будут ходить на исповедь, ему будут доверять, открывать помыслы. А если он, скажем, больше является администратором, то формально принуждать братию у него окормляться можно, конечно, но подлинного духовничества, духовной связи, доверия здесь не будет. Что-то ему расскажут, а что-то утаят, а это все вещи очень тонкие, и здесь нельзя действовать административными методами, нельзя применять насилие. С моей точки зрения, как бы нам ни хотелось, чтобы игумен был главным духовником, но если этого в жизни фактически нет, то и не будет, даже если мы сто уставов напишем и сто законов издадим. Нельзя формализовать духовную жизнь. Безусловно, во многом от самих игуменов зависит, будут ли доверять им насельники монастырей. Для того чтобы окормлять братию, нужно иметь собственный духовный опыт, вдохновлять своим примером, а не только поучать по книжкам.

— Иногда приходится слышать, что различные документы, положения и уставы не нужны монашеству. Ведь сколько бы ни написали правил, жизнь всегда диктует свои условия. Что же тогда такое для современного монашества обсуждаемое сегодня «Положение»?

— Я считаю, что в этом документе должны быть закреплены основополагающие вещи. Ведь так же можно рассудить относительно нашего церковного устава — Типикона. Кто-нибудь исполняет его буквально? Я лично не знаю примеров, когда Типикон исполнялся бы буква в букву. Насколько мне известно, лишь однажды, еще до революции, богослужение в строгом соответствии с Типиконом отслужили в Санкт-Петербургской духовной академии. Всенощная тогда длилась всю ночь, и, конечно же, все были вдохновлены этим единственным богослужением. Но если бы так служили каждый день на протяжении хотя бы одного месяца, то я думаю, энтузиазм быстро прошел бы. Тем не менее, Типикон никто не отменяет, и его необходимость не обсуждается. Есть некий идеал, к которому мы должны стремиться. Мы понимаем, что мы не соответствуем ему, но все-таки в Типикон заглядываем, потому что он служит духовным ориентиром для нас.

То же самое и с «Положением». Если этот документ зафиксирует какие-то фундаментальные вещи или тот идеал, к которому нужно стремиться, это хорошо. Если же оно будет жестко регламентировать монастырскую жизнь и обязывать выполнять все предписания, то это плохо, потому что на все вопросы, которые предлагает жизнь, ни один документ не ответит.

— Участники прошлогодней монашеской конференции в Лавре, обсуждая «Положение», много говорили о необходимости келейной молитвы. Владыка, могут ли современные монастыри уделять ей достаточное время? Не трудно ли это, например, при таком количестве паломников, как у вас?

— Дело ведь не в паломниках совсем. У паломников свои дела, ими занимаются профессионалы. У нас есть Паломническая служба, которая обеспечивает необходимые условия пребывания для посетителей Валаама. Конечно, немного шумно бывает летом, но не более того. Есть послушания, которые напрямую связаны с паломниками, но мы стараемся не ставить на эти послушания братию.

Что же касается молитвы, то мы основываемся на правиле, которое было на старом Валааме и вошло в русскую монашескую традицию. Три канона с акафистом у нас совершаются после вечерни, на повечерии, плюс келейно братия читают Иисусову молитву. Минимальное количество времени, которое насельник обители должен посвятить Иисусовой молитве, — полчаса. Больше — пожалуйста. Есть насельники, которые по благословению своего духовника, встают до службы или, наоборот, творят молитву с вечера. Все это индивидуально. Здесь не может быть общих правил, потому что у всех разные послушания. Возьмите монастырскую ферму, например, где корова определяет, во сколько ты должен вставать и идти на дойку. Или, скажем, послушания в экономской службе: будет ли кому-то хорошо, если водитель не выспится? У нас был такой случай: один брат увлекся молитвой, стал молиться по ночам, мало спал, в результате заснул за рулем и врезался в сосну. Жив остался, слава Богу, но машина уже не подлежала восстановлению. Так что, знаете, здесь надо избирательно подходить.

Господь каждому человеку дает свой талант. Одному — талант молиться, и ему легко дается молитва, особенно если человек сохранил чистоту, исполняет послушание... Тогда игумен или старшая братия должны это заметить и дать ему такое послушание, которое бы предоставляло возможность духовно развиваться такому человеку. А у другого — дар служить Богу, обители и братии хозяйственным талантом. И молитва, может быть, ему даже немного «скучновата». Но служить Богу он может иным способом. Каждому ведь что-то свое дается, и хороший игумен должен увидеть это в насельниках.

— Скитская жизнь способствует развитию дара молитвы?

— Вы знаете, братья часто стремятся к скитской или даже к пустыннической жизни. В некоторых случаях это соответствует Промыслу Божию об этих людях, и тогда действительно хорошо и спасительно им там быть. Но иногда подобное желание бывает вызвано тем, что на скитах, особенно малолюдных, больше свободы, больше возможностей жить по своей воле. В общежитии, конечно же, жить нелегко: ты должен встать в определенное время, прийти в храм, должен выполнять послушания, терпеть скорби, обиды, несправедливость... Но все это необходимо. Почему? Кто-то из Отцов приводит в пример камешки на берегу моря. Когда они трутся друг о друга, углы стираются и камешки становятся круглыми. Вы, наверное, замечали, что даже у бутылочных осколков стерты острые края. Так и у нас, если монах благодушно претерпевает скорби и обиды, которые неизбежны в общежительном монастыре, у него развивается смирение и способность к настоящей, глубокой, сердечной молитве. В противном случае можно впасть в прелесть, потому что гордыня еще очень сильна. Как говорится: «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать». Когда нет благодати, человек легко поддается на уловки врага. Такие случаи бывали, мы наблюдали состояние прелести, когда брат самочинно начинал усиленные молитвенные подвиги, пренебрегая послушанием.

В духовной жизни для монаха опасны обе крайности. Одна крайность — это расслабленность, и она преобладает сегодня. Это тоже прелесть. Человек обманывается, он думает, что живет по-монашески, а на самом деле, по слову преподобного Серафима Саровского, жесткому, но правдивому, — черная головешка. И хотя носит черную одежду, по сути ничем не отличается от мирянина, разве что живет в монастыре без семьи. Он плывет по течению, но ведь течение всегда направлено вниз.

Другая крайность — это самоволие, гордыня и ревность не по разуму. И это тоже опасно. Такие люди думают, что преуспевают, некоторые из них начинают даже писать какие-то сочинения, поучать, призывать к возрождению старчества, имея в виду себя... С ними происходят разные необычные явления: некоторые говорят, что некий огонь жжет в сердце, да так, что даже зловоние исходит, неосязаемое для окружающих. Это, конечно, было бы смешно, если бы не было так грустно. Потому что иногда подобное состояние приводит к помешательству или самоубийству. Подверженных такой лжедуховности людей меньше, но они тоже есть в монастырях.

Монашеский путь — это путь царский, средний путь, который Святые Отцы определили давно и которым нам всем надо идти. Путь послушания, отсечения своей воли, терпения, смирения, кротости. Если человек живет чистой жизнью, Господь дает благодать, и не надо выдумывать «художественных» способов молитвы. Если человек живет по заповедям, по-монашески, живет чисто и честно, исполняя все, что должен исполнять, Господь очень быстро даст ему благодать, которая необходима на данном этапе его духовного развития. А духовник должен все это понимать и заботиться о своих чадах. Хороших духовников сейчас очень мало. И причина нестроений и ошибок монашеской жизни заключается именно в том, что нам не хватает духовных руководителей, людей, вокруг которых могла бы строиться монашеская община.

Ведь в старину как было: появлялся подвижник, к нему приходили ученики, возникала община, потом — монастырь. Так было и так будет всегда. Только вот святых нам не хватает. И сколько ни пиши правил и законов, если не будет святых, пускай даже «несвятых святых», ничего не сделаешь.

— Еще один вопрос «Положения», разделивший мнения участников дискуссии, это вопрос о духовном образовании монашествующих. Кто-то полагает, что следствием невежества, отсутствия образования становится распространение еретических взглядов и раскольнических настроений среди насельников монастырей. А кто-то говорит, что образование нужно далеко не всем и что известны случаи, когда уехавшие на учебу братия теряли интерес к монашеству. Ваше Преосвященство, действительно ли духовное образование монашествующих таит в себе опасность?

— У нас были случаи, когда монастырь направлял своих насельников на очное обучение, а они не возвращались. Правда, это были послушники, но был и один инок среди них. Надо как-то приближать духовное образование к монастырю. Ведь монаху необходимо свести до минимума контакты с миром, а выезжая в большие города, Москву, Санкт-Петербург, эти контакты монах будет иметь. Появляются соблазны, например, снять монашескую одежду, погулять по городу. Это одна сторона. Другая сторона заключается в том, что брату приходится отрываться от монастыря, а ведь он несет послушание, включен в ритм монастырской жизни. И это очень важно. Это основа монашества — личный порядок жизни каждого брата: когда он встает, когда идет в храм, на трапезу, на послушание, когда ложится, когда читает правило.

Это отлаженный механизм, из которого человек выпадает, если приходится уезжать надолго. Я уже не говорю о том, что он послушание не выполняет, а в малочисленных обителях это очень чувствительно. Уезжает келарь, например, и как братии питаться? Временного келаря искать или пономаря ставить келарем? У каждого есть свое дело, и найти замену часто бывает нелегко. Но тем насельникам, кто в перспективе может стать священниками, конечно же, необходимо духовное образование. Ведь сегодня все больше и больше образованных людей приходит на исповедь, и с ними надо говорить, как минимум, на равных. Да и вообще священнику нельзя быть необразованным, независимо от того, монах это или женатый батюшка. Сегодня просто необходимо повышать уровень образования и культуры в обществе. Бескультурье и невежество вкупе с неофитским фанатизмом может стать гремучей смесью для церковной среды. И если яркий, но невежественный человек становится священником, то это может иметь печальные последствия. Поэтому духовное образование полезно будущим священнослужителям. В нашем монастыре те, кто имеют задатки к священству, учатся на заочном отделении. Пока так. Если появятся какие-то другие формы обучения для братии, будем очень рады.

— Ваше Преосвященство! Сердечно благодарим Вас за то, что Вы нашли время ответить на важные для современного русского монашества вопросы. Ваше мнение, несомненно, поможет участникам сетевой дискуссии обрести мир и по Вашему примеру трудом и молитвой послужить возрождению монастырей нашего Отечества.

Беседовала Екатерина Орлова
Синодальный отдел по монастырям и монашеству/Патриархия.ru